В Армении наметилась политическая и идеологическая тенденция, которая, наконец-то, обретает отчетливые, ясные и ощутимые черты. В недавних выступлениях президента Армении и главы парламента наметились контуры будущего армянского политического противостояния. Президент Армении придерживается пророссийской ориентации, тогда как председатель парламента настаивает на западаной переориентации Армении. В таком размежевании нет ничего неожиданного, и потому никто особенно не обратил внимание на эти заявления. Тем не менее, уже сейчас необходимо осознать, что именно от этого выбора будет зависеть историческое и политическое будущее Армении. На игровом поле армянской политики заявлена самая серьезная ставка. Нам же остается понять, - Каким игровым потенциалом располагают полтические игроки? Очевидно, что российский известный спор между славянофилами и западниками, евразийцами и атлантистами нам совершенно не пригоден. Западные геополитические модели также не способны прояснить наши задачи и приоритеты. Армянские политические теоретики не раз пытались поместить Армению в какую-нибудь геополитическую модель и всякий раз оказывались не правы. На протяжении последних 200 лет армянские политические мыслители так часто ошибались в своих политических расчетах, которые в свою очередь приводили к таким катастрофическим последствиям, что нам остается лишь горько иронизировать над любой политической инициативой. Однако без политической инициативы нельзя говорить о стратегии развития нашего государства. Платон был великим политическим мыслителем, и потому он создал концепцию Идеи, которая в свою очередь способна пережить всякие преходящие мнения и создать архетипы (то есть устойчивые контуры) любых политических взаимодействий. Это так, и от идей нам никуда не деться. Однако гораздо важнее рассмотреть силы, которые подхватывают мнения и образуют из них идеи. Сила способна не только создавать идею, но также сокрушать ее, казалось бы, незыблемые устои. Армения принадлежит к иудео-христианской цивилизации по своему историческому, религиозному и языковому укладу, и те силы, которые столетиями формировали и двигали историю, оказали на нас самое непосредственное влияние. В этой цивилизации сформировались три наиболее устойчивые и прочные идеи, которые подпитываются на протяжении тысячелетий. Латинский или католический дух «доминации», иудейский богоборческий дух «соперничества» и православный дух истины и «превосходства». В исторической перспективе эти идеи прошли через «топку» секуляризации, но сохранили свой архетипический заряд: европейский принцип доминации, американский культ конкуренции, российское державное превосходство. Вот, собственно, с этими силами и идеями Армении постоянно приходится соприкасаться, находить возможности сотрудничества, делить радости и печали. Нынешнее распределение армянской диаспоры, как нельзя лучше, демонстрирует солидарность армян с этими силами и идеологиями, - американская армянская диаспора включена в конкурентный строй американского образа жизни, французская и, в целом, европейская армянская диаспора интегрирована в европейский ценностный мир, российская армянская диаспора с готовностью разделяет языковое и культурное бытие российского мира. Армяне продемонстрировали свою сопричастность ко всему строю иудео-христианской цивилизации, но при этом им пришлось заплатить непомерно высокую цену – они вынуждены были отказаться от большей части своей Родины. Иудейское соперничество и торгово-капиталистический дух накопительства основан на кочевом, номадическом принципе жизни без Родины. Этот дух сметает на своем пути любые препятствия, которые ограничивают его безудержный рост. Из истории Мовсеса Хоренаци мы узнаем, что в I веке н.э. армянский царь Тигран Великий переместил из Иудеи в Армению 100 000 иудейских семей (еврейские рабби до сих пор считают армян виновными в их изгнании). В дальнейшем многие из них двинулись на север, а их потомкам удалось создать Хазарское иудейское государство. Это загадочное царство было противником Византии, которая, по сути, была греко-армянским государством. Спор между ними шел о контроле над торговыми путями. Хазария была уничтожена новообразованной Русью, как о том свидетельствуют и русские летописи, но борьба за контроль над торговыми путями продолжалось вплоть до падения византийского государства. Тюрские набеги необходимо рассмотреть именно в контексте этого соперничества. Но и Византия, пронизанная духом собственного превосходства, проводила политику ассимиляции армян. Армения все-таки сумела отстоять свою религиозную и культурную идентичность. В любом случае, армяне активно участвовали в торговле, и вместе с тем, они занимали самое высокое положение в иерархии византийского государства (почти 400 лет Византией правили армянские македонские цари). Сегодня Россия является духовной, культурной и политической правопреемницей Византии. Идея превосходства отражена как в религиозном, так и светском самосознании россиян. Эти идеи находят отзвук во многих армянских душах, которые готовы поддержать великую просвещенческую и духовную миссию России. Тысячелетняя история Византии и тысячелетняя история России – это почти двухтысячелетняя история Армении. Идея превосходства созвучна исторической памяти армян, которые помнят о великих царствах своих предков, о войнах с Ассирией, Персией и Древним Римом. Эти археологические пласты армянского сознания и характера формируют нынешнее отношение армян к России, и, конечно же, влияют на политические приоритеты армянских политиков. Латинская или европейская идея доминации была инкорпорирована в армянскую духовно-политическую жизнь в период 300-летнего существования киликийского армянского царства (11 – 14вв. н.э.). После опустошительных монгольских завоеваний и падения Великой Армении, армяне создали на берегу Средиземного моря небольшое государство Киликия. Это был период крестовых походов и становления европейских наций. Именно тогда армяне осознали свою политическую причастность христианскому европейскому миру. Многочисленные договора и «клятвы» между киликийцами и европейцами, совместная борьба за освобождение «гроба господня», экуменические идеи христианской солидарности создали прочную основу армяно-европейской интеграции. После падения Киликийского армянского царства многие подданные этого государства перебрались в Италию, Францию и Испанию и создали очаги диаспоры. С конца 14 века армяне потеряли свою государственность. Армянская аристократия в большинстве своем была либо уничтожена, либо эмигрировала в Европу. А часть активного населения Армении оказалось вовлеченной в крупные торгово-производственные проекты и распространилась по всему миру. Этот краткий исторический экскурс более или менее точно выявляет характерные черты армянского мироощущения, которое сложилось под воздействием известных историко-политических событий. Экономически мы принадлежим торгово-конкурентному строю иудейского мышления, политически – византийско-российским державным устремлениям, культурно – латинским канонам вечных ценностей. Армения почти 600 лет была лишена государственности и наши предки были вынуждены в той или иной мере удерживать равновесие между этими силами, и при этом умудрились сохранить нечто такое, что позволило нам восстановить государственность. Наше политическое самоопределение и будущее во многом зависит от того, сумеем ли мы этот скрытый до времени остаток национального самосознания перевести на экономический, политический и культурные языки. Иными словами, нам следует понять, что мы не являемся кочевым торговым народом, или великодержавной имперской нацией, или народом, который воспитывался в «латинском» универсальном «котле». «Книга скорбных песнопений» Григора Нарекаци есть энциклопедия христианизированной Армении. Говоря об энциклопедичности поэтического произведения Нарека (так мы впредь будем называть книгу Григора Нарекаци), мы будем иметь ввиду не только эпический размер книги. Речь, скорее, может идти о том, что Нарек есть абсолютное выражение христианского проекта в Армении. Что может утвердить веру как не победное шествие сторонников вероучения? Утверждение религии и удача в этой деятельности является своего рода трансцедентальной аргументацией истинности положений учения. Она оправдывается исторически, если прослеживается путь от маргиналии к доминации, от рабства к господству, от претерпевания к власти. Стоит провести довольно-таки деликатную инверсию, чтобы убедиться, - именно победа, в конечном счете, утверждает непреложность истины, власть учреждает божество, господство дарует спасение. Таков путь почти всех христианских конфессий, иудаизма, ислама и буддизма. Христинский проект в Армении, в противоположность очевидной логике победоносного утверждения веры, есть историческое и догматическое поражение. В этом беспримерном поражении и черпается дух веры в истину, - это долгая история поста и ожидание казни. Отныне (начиная с 301 г.н.э.) никакой славы, никаких победных славословий и восторгов, никаких свершений и почиваний. Утвердить небытие в бытии, смерть в жизни, поражение в победе – этот совершенно невероятный парадоксализм новой истины станет беспримерной историей армянского народа. Можно обвинять армянскую элиту в исторической безответственности, изоляционизме и эгоизме, которая в конечном итоге поставила под вопрос этническое и физическое существование армян, но нельзя не оценить их прозорливость в том, что касается спасения армян. Тяжело больному требуется сильное лекарство, развратившемуся и деградированному сословию необходим длительный пост, долгое воздержание, нищенство и страдание. Изучая армянские историографические источники, записи и дневники авторов пятого, одиннадцатого или семнадцатового веков, удивляешься тому, насколько одинаково протекали процессы социальной деградации. Из века в век повторяется один и тот же рефрен, - судьи коррумпированы, воины развращены, правители и чиновники – грабители, народ невежественен и агрессивен, учителя и ученики безграмотны и т.д. При этом степень социальной и моральной деградации доходит до такого предела, что Армения в который раз теряет свою государственность. Армяне, по сути дела, добровольно передают административную и политческую власть иностранцам, сосредотачивая функции нравственного воспитания в семье и монастырских общинах. Своеобразная молекулярная структура социального бытия сохраняла свою прочность и устойчивость, и оказалась способной просачиваться через политическое, административное, религиозное и культурно-этническое инобытие (персы, арабы, монголы, турки). Но что значит «просачиваться» сквозь историческое время, через плотное мессиво ассимиляции (византийская и персидская стратегия), рассеяния (арабская стратегия), рабства (монгольская стратегия) и смерти (тюрско-татарская стратегия)? Ведь не совсем верно утверждать, что Армения оказлась в некой сатанинской западне, а орудием сатаны явились все эти силы. Скорее, сами армяне вызывали эти силы на бой, призывали их на свою «голову», чтобы лишний раз убедиться в животворной силе веры Христовой и в ее наиболее важной идее – Воскресении. Смерть и воскресение – это и есть лейтмотив христианского проекта, реализованного в Армении. Пожалуй, Армения является трнсцедентальным аргументом истинности воскресения после смерти. История Армении и жизнь армян в своем идеале есть эмпирическое подтверждение воскресения из мертвых. Если все чудеса, описанные в евангелиях, сотворены Христом, то воскресение есть чудо, произошедшее с Христом, - чудо, которое обратилось на него, вернулось к нему и сделало его поистине Богом. Также и с Арменией: она стремится стать объектом чудесного промысла Господа, обожествить себя в актах самоуничтожения, обрести посмертное тело Христово. Не понимать этой интенции, значит признать за армянами самое низменное состояние, гипертрофированное обнажение инстинкта самосохранения, животное бытие. Нельзя сказать, что армяне не деградировали до уровня этих инстинктов. Именно это и становилось толчком к бесконечной миграции, к образованию диаспор. Эмиграция и диаспора в некотором смысле есть поражение армянской христианской веры, есть вечно повторяющееся предательство Христа на кресте, есть неверие в воскресение Иисуса Христа. Но о каком христанстве идет речь в случае с Арменией? Говоря о монофизитстве, мы в очередной раз впадаем в теолого-метафизическую контроверзу и с трудом можем свести догматическое различие к конкретно-историческим феноменам. Поэтому скажем более «грубо»: католицизм есть ничто иное, как синодальный иудаизм, который, собственно, и осудил Христа; православие есть своего рода апостольческая конгрегация патриархов-отцов паствы; протестанская разновидность христианства есть преобразованная религия апостола Павла. И только армянское монофизитство есть религия одинокого и всеми покинутого Иисуса Христа, - там, где Петр отрекся, Фома не верил, Иуда предавал, а Савл-Павел преследовал общины братьев во Христе, а затем с тем же рвением воссоздавал их. Армянское христианство есть религия страстей, сопровождающих человека в состоянии неотвратимой смерти (Иисус обещает спасение разбойнику на кресте, который переживает неотвратимость собственной смерти). Итак, не просто смерть, а осознанная смерть, то есть мучинечество или жертвоприношение. Отныне жертвуешь не тем, чем обладаешь (даже еcли это сын; случай Авраама и Исаака), но собой, то есть бытием. Жить так, чтобы стать жертвой, и тем спастись в обожествленном теле Христа. Воскресение в теле позволяет смерти быть причастной смыслу и истине, и это становится единственной формой личной причастности к смерти. Смерть – не бегство от мира, но обретение мира, понятого как согласие и гармония. Нарекаци как никогда близко подходит к раскрытию таинства предсмертных страстей и жертвенного обретения истины воскресения. И он создает книгу. Надо отметить, что в священной христианской истории были только две книги, - книги ветхового завета – книги Отца; книги нового завета – книги Святого Духа. Григор Нарекаци создал третью книгу – книгу Иисуса Христа. Мы можем достаточно скептически оценивать такое допущение, но представляется, что наши сомнения, в основном, будут касаться легитимности такого различения и своеобразной мифо-поэтческой форме данного заявления. И все же, можно ли говорить, что Иисус Христос не в меньшей степени способен инспирировать письмо, чем, к примеру, Отец или Святой Дух? И если да, то почему в таком случае «Книга скорбных песнопений» Нарекаци не может быть рассмотрена именно с этой точки зрения? Ответы на эти вопросы могут оказаться не настолько важными, если признать, что такая номинация Нарека мало что объясняет. Единственное, что проясняет такое различение, - это характер мотивации автора Нарека и степень грандиозности поставленной задачи. Многие исследователи подчеркивают словесное и музыкальное единство Нарека, приводя в качестве иллюстрации некий мыслительный синтез: Нарек – это Бах и Данте в одном произведении; Шекспир и Бетховен; Моцарт и Гете. Эти эпитеты, возможно, правильно масштабируют произведение Григора Нарекаци, но остаются вне интенции Нарека, которая, быть может, превосходит любое возможное человеческое измерение. В самом деле, человек – это не столько падшее, сколько постоянно падающее существо. В этом падении его единственная надежда – это Отец, его блаженство, утешение и любовь – Святой Дух, «обитающий везде», но вера его – это Иисус Христос. В рамках павликианской триады «вера, надежда и любовь», чевствование любви становится чем-то вызывающе банальным. Так что, вера и надежда, подобно злосчастной смоковнице, представляются совершенным пустоцветом, неспособными насыщать человеческое бытие. Апостол Павел оценивает и располагает эту триаду в диспозитиве греческой духовной практики, которая включала в себя аскетику и эротику. Аскетическое преобразование субъекта признавалось менее эффективным, чем эротическое. Хотя аскезис зависел в большей степени от индивидуального выбора и воления, и потому признавался более доступным духовным опытом. Не вдаваясь в подробности тех или иных конкретных наставлений, можно предположить, что вера и надежда – это исключительно аскетическое переживание. Аскетические и эротические техники имеют дело с первичным и почти неконтролируемым полем желаний. В одном случае, речь идет об ограничении желаний (аскетика), в другом, - об усилении и направлении желания (эротика). Следует также отметить, что как ограничение, так и усиление желания производтся с целью достижения истины, которая в конечном счете и есть Бог. Апостол Павел полагает, что вне силы любви ограничение и воздержание совершенно непродуктивно, - вера в Бога и надежда на Него не могут сами по себе вызвать милость и благоволение к субъекту. Иными словами, мы как бы делаем все, чтобы понравиться Богу, заслужить Его милость, но сами не готовы любить Его и, возможно, не хотим этого. Вот почему без любви, то есть без собственного усилия любить Бога, вера в Бога и надежда на Него безосновательно и безнравственно. И Ориген в книге «О началах» прописывает любовь как единственный способ спасения души. Душу он описывает как холодную субстанцию (Ориген утверждает, что этимология слова псюхе обозначает нечто холодное, а в Ветхом завете это слово всегда обозначает негативное отношение, - «душа горделивая, завистливая» и т.д.). Тогда как дух прямо соотносится с чем-то огненно-горячим (греческое нус). Спасение души по Оригену – это претворение холодной души в горячий дух с помощью любви. Надо отметить, что библейские тексты были довольно прочно интегрированы в греческий лингвистический и понятийный мир, поэтому неудивительно, что новозаветные книги, написанные в основном на греческом, сразу же стали объектом обширной эллинской толковательной культуры (риторика, герменевтика, поэтика). Эллины надолго захватили первенство в толковании новозаветных текстов и ревностно относились как к восточным, так и западным адептам. Но если Рим отстаивал свою независимость, опираясь на былую политическую доминацию, то неэллинизированный восток пытался соперничать с эллинами на культурном поле. Иными словами, речь идет о попытке вырвать учение Иисуса Христа из греческой лингвистической и логической среды (то есть из крепких объятий эллинской мудрости), и предоставить ему новое девственное бытие в новом языке и новом мышлении. Таким языком стал армянский язык. Армянский язык настолько пронизан христианством, что если ты говоришь на нем, то уже и становишься христианином. Наши предки просто были уверены, что в раю говорят на армянском. Армянский язык, священные буквы нашего алфавита, оказались величайшим христианским событием после учреждения христовой церкви. Стоит отметить, что ни греки, ни римляне, ни иудеи не готовы были отказаться от своего прошлого настолько, чтобы принять христианство в его абсолютном и тотальном значении. Они не способны были отказаться от своей истории и культуры во имя той чистоты и новизны, которая предполагалось христианством. Это сделали только армяне. Политическая история Армении на протяжении тысячелетий была подчинена своеобразной сверхзадаче, - пронести христианский проект в его чистоте через исторические, социальные и экономические перипетии мировой истории. Это удалось, но армяне заплатили очень высокую цену за верность этой миссии. Из всего вышесказанного можно, пожалуй, сделать следующий вывод: Армения не может быть ни пророссийской, ни прозападной, ни космополитичной силой на политической арене современного мира. Она остается уникальным цивилизационным событием мировой истории и современности. У нас есть своя миссия и свой путь – называется это христианством. Мы отходим от Иисуса Христа – погибаем, приближаемся к Нему – воскресаем. Наши предки передали нам власть непосредственно утверждать связь с Богом, и в этом они усмотрели наше спасение. Как только мы пытаемся восстановить эту связь с помощью «Путина», «Ширака» или «Буша», канал связи с Богом засоряется и мы неизменно оказываемся разочарованными. Ведь сказано нам, - «Проси, и будет дано тебе». Нам следует очистить уже созданный канал связи с истиной и обращать наши надежды только на Бога. Итак, Армения – это беспримесная христианская цивилизация как по своему языку, так и по методам управления. Она может реализовать только проект христианского государства. В этом ключ и таинство воскресения Армении. И хотя нашему атеистическому веку такие рекомендации могут показаться архаичными, но нам-то некуда деться от собственного характера и наследственности. Нашему народу нужен морально-политический гений, который позволит нам раскрыть наше истинное предназначение. Мелик Арсен-Барсам
|