КАРАБАХСКИЙ ДНЕВНИК. ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ЕРЕВАНА В КАРАБАХ.
(Эйнулла Фатуллаев): Уже в Бакинском аэропорту меня сильно удивила реакция азербайджанского полицейского, который почему-то решил заглянуть в мой авиабилет. Мой перелет в Ереван буквально застиг его врасплох: «Как? Неужели? В самом деле? А государство разрешает?» Узнав, что я не занимаюсь торговлей бензином с Ереваном, усатый и обрюзглый полицейский быстро сменил маску на лице и едва заметным карабахским акцентом, с умилением на лице сказал: «Хоть бы они вернули наш Физулинский район!» Да, карабахский беженец, удобно устроившийся в аэропорту имени Гейдара Алиева мечтает о благосклонности армян, он уповает на милостыню… «Как же после этого, мы можем мечтать о возвращении Карабаха?» - с этой грустной мыслью я прошел азербайджанский пограничный контроль и направился в Карабах.
Так уж распорядилась судьба, что направляясь в Карабах мы обязаны преодолевать границы… И не только межгосударственные, но и человеческие.
За все время моего пребывания в Карабахе, я стал невольным свидетелем той глубокой пропасти, которая разделила наши народы. В каждом общении, беседе, мысли чувствовалась непреодолимая несовместимость.
Они отдают себе отчет в том, что они победили в этой войне. А нам столь тяжело признаться самим себе в собственном бессилии и общенациональном поражении.
«Жаль, что ты не приехал сюда летом?» - сказала Карина, с которой мы познакомились во время семинара журналистов в Сочи в недалеком 2002 году. «Я знаю, что ты впервые в Карабахе, и ты не знаешь, как здесь прекрасно летом. Ты бы понял, ЧТО ВЫ ПОТЕРЯЛИ!»
Последние слова Карины, с которыми она встретила меня на карабахской земле сильно задели меня. Нет, она сказала правду. Просто, эта правда показалась мне очень жестокой.
ПАДЕНИЕ МИФОВ
Уже с первого дня моего пребывания в Карабахе, я осознал весь масштаб дезинформации, которой напичкана наша пресса, и которая поспособствовала формированию стереотипного мышления наших людей. Не скрою, я тоже был подвержен этим стереотипам и как удивительно было наблюдать за самим собой, точнее как на моих глазах рушились придуманные нашими журналистами мифы. Я чувствовал со слов, окружавших меня армян их убежденность в необходимости взаимных компромиссов, низкую вероятность реанимации Тер-Петросяна, примерно одинаковый уровень жизни ереванцев и бакинцев, активные попытки карабахцев построить мосты доверия с официальным Баку. Странно, но в родном городе я читал и слышал совершенно обратное.
Поверьте ереванцы погибают с голода не больше чем бакинцы, и жизнь в Ереване мне представилась не в столь мрачных окрасках. Впрочем, в Ереване отсутствует та, двадцатитысячная бакинская элита, прикрепленная к нефтеигле. Но Бог обделил армян нефтью. Так, что таланты нации тут вовсе не причем.
Кроме падения мифов, в первые дни моего пребывания в Армении, когда я отправился на автомобиле из Еревана в Карабах, меня сильно заинтересовали места, где несколько десятилетий тому назад компактно проживали азербайджанцы. Проезжая вдоль Масиса, Веди и легендарного Сисиана, окруженного снежными холмами, я не мог поразиться ужасающим природным и бытовым условиям, в которых проживали «безземельцы» в течение многих десятилетий.
Мое внимание привлекло и то, что в отличие от провинций нефтяного Азербайджана, в горных и скалистых селениях Армении, создана новая инфраструктура, а перебои со светом и газом вспоминают, как страшной сон времен Теровской (так здесь называют Левона Тер-Петросяна) эпохи.
Останавливаемся в одном из селений Сисианского района. Вдоль автомобильной террасы многие жительницы сел торгуют продовольствием. Подойдя к одной старушке по имени Айреник, я попытался застать ее врасплох своим появлением из вражеской страны.
- Бабушка, я из Азербайджана!
- Правда? Вы первый азербайджанец, которого я вижу за последние десять лет. Что-то хотите купить?
Вот и все. Меня поразила реакция армянки, которая с таким хладнокровным спокойствием встретила первого встречного из вроде бы вражеской страны. Никаких вопросов о Карабахе, национальных чувствах. Никакой патетики. Что-то хотите купить? Я подумал, что возможно это приятная случайность, и при следующих встречах меня не будут шокировать таким хладнокровием. Нет, я ошибался. Всюду, и в армянских, и в карабахских селениях, я не замечал негативных эмоций на лицах у людей. Старые бакинцы, встречавшие меня в Армении и Карабахе, не могли скрыть своей ностальгических чувств, а остальные в худшем случае демонстрировали спокойное равнодушие. Война для многих из них осталась в прошлом, ибо в отличие от нас, они не терзают свою душу горькими чувствами потери родной земли.
ВСТРЕЧА С ЛАЧИНОМ
Я почувствовал первую и самую глубокую боль при встрече с Лачином. Из армянского Гориса в этот оккупированный азербайджанский район следует новая автодорога, построенная на деньги армянской диаспоры. Проезжая по этой дороге, я невольно вспомнил свои мучительные ощущения, которые возникают у меня при виде наших разрушенных дорог в провинции.
Лачин… Он совсем не пострадал в результате боев. Поскольку здесь боев, как таковых и не было. Лачинцы без единого выстрела сдали свои районы. Первая встреча с этим райским земным уголком помогла осознать и ощутить всю горечь нашей общенациональной трагедии! Ведь природные условия этого края позволили бы нам в течение долгих лет вести партизанскую войну, годами обороняя каждое горное и неприступное село. Однако, оставляя на радость врагу этот район, жители Лачина не только не оказали даже видимого сопротивления, но и сдали свою землю с готовой инфраструктурой, домами, школами…Словом преподнесли Лачин, как жертву на алтарь армянской церкви. Кстати, в каждом селении Лачина, и даже в самом малочисленном селение Забух, на деньги диаспоры строятся григорианские соборы. И Лачин уже здесь называют Бердзором, а сам район – Кашатагом. Грусть, боль и обида – сопутствовали мне во время поездки в Лачин.
Я подъехал к знаменитому лачинскому перекрестку, где со слезами на глазах готовил свои последние репортажи Чингиз Мустафаев. В центре района уже построены новые магазины, забегаловки и даже установлен пост степанакертского ГАИ. Кстати, здесь нашли уют в основном беженцы из Баку, Кировобада, Мардакерта, и конечно же Армении. Я зашел в первый же магазин, где попытался завести беседу с людьми.
- Вы из Баку? А я из Кировобада. Меня зовут Лева Балатаев, до войны работал в МВД. Трудно нам здесь адаптироваться. А по ночам во сне вижу свой город, дом, в котором родился. Как же я хочу вернуться! Да будут прокляты, те, кто начал эту войну…
«А я, из Узбекистана. Из Ташкента», представилась Бела Ардиянц, которая, потеряв свой очаг, узнала о государственной программе по заселению Лачина и попросила разрешить ей поселиться в одном из оккупированных районов. Погуляв по Карабаху, она решила выбрать Лачин – ее привлекли и климат, и отношение людей. Но по ее словам социальное положение жителей оставляет желать лучшего. Люди здесь бедствуют. «Нет денег, приходят, забирают продукты и потом выплачивают месяцами» - стала жаловаться продавщица Кнарик Григорян, которая родом из Ханларского района.
Не только бедность населения, но и построенные две школы, детский сад, поликлиника привлекли мое внимание. Кстати, в этот же день в Лачине молодежь отмечала Тырындез (церковный праздник влюбленных) – всюду зажигались костры, отовсюду раздавались смех и радостные крики. Только я чувствовал непреодолимую грусть в этой среде. Оказалось, что недавно созданный в Лачине молодежный центр дашнаков был организатором этого празднества, и окружавшие меня юноши и девушки – Аревик и Вартан из Еревана, Эдита из Гориса, Нарик из Гюмри – дети переселенцев, обосновавшихся в Лачине.
Они долго не могли поверить, что я из Азербайджана. «Учителя нам говорят, что Лачин – это древняя армянская земля. Здесь жили не азербайджанцы, а курды. А азербайджанцы – это наши враги» - откровенно признался Вартан. «И мы никогда не отдадим эту землю вам»- добавила Аревик.
А заявление Эдиты о том, что если азербайджанцы осмелятся переступить порог Лачина, то все они будут уничтожены, встретил мой вопрос: «Ты очень юная. И ты думаешь, что убить человека так легко?». Юная дашначка поразила меня своим ответом: «Человек убить сложно, но врага убивать легко».
Беседа с юными дашнаками еще более усилило мое эмоциональное восприятие. Вот что сделала война с нашими народами. А ведь подобные призывы раздаются из уст людей, которые только начинают свою жизнь. Что же нам сулит будущее?
С думами о будущем я попытался найти ответы в прошлом, и медленно спускаясь вниз по городу, наткнулся на кладбище. «Это – азербайджанское кладбище. И его не тронули. А ваши газеты утверждают, что все могилы разрушены». Я был несколько удивлен, поскольку могилы азербайджанцев действительно были нетронуты.
НА ПУТИ К ШУШЕ
На пути из Лачина в Шушу вместо азербайджанских селений, к названиям которых мы так привязались на протяжение десятилетий, встречались мало известные вывески. «Что такое Бердадзор?» - спрашиваю у Карена, сотрудника степанкертской милиции, сопровождавшего меня за все время моего пребывания в Карабахе. «Это бывший Гарагышлаг» - уверенно отвечает Карен. Власти Нагорного Карабаха изменили названия подавляющего количества сел Карабаха. И в этом ряду Шуша не является исключением.
За все время моего пребывания, я упорно пытался найти ответ на вопрос: почему армянам было так необходимо внести изменение в окончание названия азербайджанского форпоста в Карабахе? Почему?
Тщетно. Каждый житель Карабаха пытался объяснить мне исключительное право армян на Шушу и обосновать глупое решение об изменении названия города, который сейчас называется Шуши. Подъезжая к колыбели азербайджанской культуры, мы остановились на дороге у въезда в город, где зимой ненастного 1992 года была расположена наша артиллерия.
Вот отсюда, каждый день ваши в течении 40 минут обстреливали Степанакерт» -признавались новые шушинцы. До оккупации, я никогда не был в Шуше, но этот город я представлял совершенно по-другому.
Я встретил полуразрушенный и едва заселенный город, называемый Шуши. По словам первых жителей, которых я встретил, в этом городе проживает около 3.5 тысяч армян – в основном беженцы из Баку, Гянджи, Мингячевира.
Ко мне подходит старичок, все еще не привыкший к бархатной шушинской зиме. Генрих Акопян покинул Баку в далеком 88-ом году. И все еще мечтает о возвращении на Родину.
«Сынок, как нам тяжело здесь жить, поскорее бы уехать отсюда» - с горечью признает бывший бакинец.
Оставив старика, я буквально помчался к газетному киоску. Интересно, что же читают новые шушинцы?
- «Какие газеты, люди на хлеб не находят денег»,- признает продавщица, бывшая уроженка Баку.
Узнав, что я из Баку, она не смогла скрыть своего изумления: «То-то вижу родное лицо. Поймите, мы никогда не любили ереванских и не смогли ужиться с ними. Я работала на Володарской фабрике. Каков сейчас Баку?». Она безостановочно задавала мне вопросы о Баку, пытаясь удивить меня беззаветной любовью к бакинцам. Как ни странно, но Шушу в основном заселили бакинские армяне, и в целом город сохранил свой традиционно интеллигентный состав населения. Всюду в Шуше я встречал тепло и ностальгию бакинцев по старому Баку.
- Меня можешь просто называть Саро. Я – разинский, с этого началось наше знакомство с главным общественным деятелем Шуши Сарасором Сармяном. Он стал живо и красноречиво рассказывать различные истории, хвалить и упрекать своих друзей, которых оставил в Баку.
Саро так влюблено и красиво описывал Баку тридцатилетней давности, что мне хотелось все слушать и слушать его. «Почему с нами так поступили? У меня нет никаких претензий к бакинцам, которые спасли мою жизнь во время погромов. Я понимаю, что и они стали жертвой политики еразов». Меня поражала глубокая осведомленность карабахцев о тонкостях трайбовой сегрегации в Азербайджане, они словно цепляясь за соломинку, пытаются найти в каждой информации что-либо о Баку и Азербайджане.
В Шуше отреставрированы армянские церкви, но наряду с этим начались и ремонтные работы в шушинской медресе. Армянская власть города планирует преобразовать медресе в концертный зал города.
